— Вы, — сказал Барри. — Ну-ка, выкладывайте, чего вы-то добиваетесь. Чего вам надо?
— Правды? — сказал Джексон Броуди.
— Суперинтендент, входите.
Гарри Рейнольдс — воплощенное довольство уютного хозяйства, кухонное полотенце в руке — придержал им дверь.
Как ступишь за порог, тепличная жара в доме лупит по физиономии. Аромат кофе мешается с запахом яблок и сахара.
— Яблочный пирог цеку к воскресному обеду, — сказал Гарри Рейнольдс. — Что у вас с лицом?
— Подралась с воздушной подушкой, — ответила Трейси.
Он глянул на Кортни, принцессу в лохмотьях:
— Привет, деточка, ты тоже неважно выглядишь. Что, волшебство не работает? Попроси у «мамочки» новую волшебную палочку. Вы же ей купите, мамочка? — сказал он, саркастически воздев бровь. И другим тоном: — Нельзя ехать в таком виде, на ум приходят «взрыв» и «макаронная фабрика». Вам с гадким утенком не помешало бы одеться поприличнее. Лучше не привлекать внимания.
Легко себе представить, что будет, если разозлить Гарри Рейнольдса. Страх и ужас. Трейси была уже за гранью страха и ужаса.
«Гадкий утенок», да как он посмел. Заехать бы ему прямо здесь, в этой перегретой мягкой гостиной. Кинуть в пруд с карпами, пускай с рыбами плавает. Однако Трейси сказала:
— Да, Гарри, спасибо за совет. К сожалению, все мои сумки «Луи Вюиттон» пришлось оставить, а все мои платья от Гуччи были там.
— У вас неприятности, суперинтендент? Хуже, чем раньше? Если это в человеческих силах. Я бы не хотел ваших неприятностей, вы уж меня избавьте.
— Угрожаете?
— Да нет, дружески советую. — Он глянул на уродливые часы-солнце. — Скоро приедет Сьюзен с детьми. Забегут по дороге в «Олтон-тауэрс». — По форме — факт, по сути — предупреждение. На сей раз никаких булочек. Только дело. — И мне еще на похороны, — прибавил он.
Из серванта — «Джи-план» годов шестидесятых — он достал большой и плотный манильский конверт:
— Здесь все. Новые паспорта, свидетельства о рождении. Адрес в Илкли — без толку прикидываться, будто вы не из Йоркшира, откроете рот — и все ясно. Счета по квартплате. Сможете открыть банковский счет там, куда едете. Во Францию, если я правильно понял? Поезжайте туда, где нет экстрадиции. Новый номер соцстрахования, а также бонус — страница на «Фейсбуке», и, поздравляю, у вас там уже семнадцать друзей. Добро пожаловать в дивный новый мир, Имоджен Браун.
Трейси протянула ему конверт, распухший от купюр.
— Дорогое удовольствие, — сказала она.
Второй конверт за неделю, и денег в нем гораздо больше, чем в первом. Она явно перешла на сторону экономики наличных денег.
— В вашем положении я бы не торговался, суперинтендент.
— Я просто сказала.
— Вы велели своему адвокату продавать дом?
— Да.
Он вздохнул, точно антрепренер, которого все гоняют в хвост и в гриву.
— Продать или купить дом — это многие недели. Расследования, опросы, то-се. Просто невероятная волокита. Вроде бы должно хватать денег и слова. О борьбе с отмыванием средств я вообще молчу. Где те прекрасные времена, когда можно было взять и купить себе приятной недвижимости за наличку.
— Да уж, прекрасные времена, — сказала Трейси. — Все по ним скучают. Особенно преступники.
— Не вам камнями бросаться, суперинтендент. Короче, не волнуйтесь, я их потороплю. Поспособствую — так ведь говорят? Хорошее слово. Будьте на связи с адвокатом. Он продает дом мне, я забираю комиссионные, так сказать, а остаток перевожу на ваш новый счет.
— Я телефон выбросила.
— Мудрое решение. С телефоном тебя из-под земли достанут. Погодите, — сказал он и ушел.
Трейси слышала, как он бродит на втором этаже. Кортни впечаталась лицом в двери патио, наблюдая за карпами. Трейси заметила крупную бело-голубую мраморную рыбину — та скользила в воде, точно крейсерская подлодка.
Гарри Рейнольдс вернулся с пакетом одежды.
— Тут какие-то шмотки Эшли и моей жены. Она была крупная женщина, вам должно подойти. Давно пора было убрать, отдать в благотворительные лавки, что ли. Сьюзен вечно меня пилит. Не любит натыкаться на мамины вещи. — Он поник — внезапно обернулся старым вдовцом. Заметил отпечаток грязного лица Кортни на двери, рассеянно достал носовой платок, стер пятно. — Держите. — Он сунул руку в пакет и достал пару мобильных телефонов. — Один раз позвонили — и выбрасывайте. Они предоплаченные.
— Ну еще бы! — сказала Трейси. Престарелый пенсионер, у которого шкаф набит одноразовыми телефонами — чему уж тут удивляться?
Позвонили в дверь, и Гарри Рейнольдс побежал открывать.
— Бретт и Эшли, значит, — сказала Трейси, глянув на Кортни и подняв бровь.
Кортни тоже подняла бровь — весьма загадочный ответ.
Внуки Гарри Рейнольдса ворвались в дом и затормозили на полном ходу, узрев Кортни — грязного кукушонка, что узурпировал их место в гнезде. Оба в гражданском: Бретт — в футболке «Лидс Юнайтед», Эшли — в джинсах и розовой велюровой фуфайке «Классный мюзикл». Кортни раскрыв рот взирала на это недосягаемое видение малолетнего шика.
Вслед за ними влетела их мать:
— А это еще что?
— Ничего, Сьюзен, — сказал Гарри Рейнольдс — примирительно, слегка испуганно. — Старая подруга проезжала мимо. Заглянула на огонек.
Интересно, знает ли дочь Гарри Рейнольдса, каковы у ее отца «старые друзья»? Или думает, что все это — ростбиф, плата за школу, карпы — награда за честную жизнь и тяжелый труд?
— Не беспокойтесь, мы уже уходим, — сказала Трейси.
— Ну, пройдемте, — сказал Гарри, точно патрульный при исполнении.