Чуть свет, с собакою вдвоем - Страница 81

Столы уже накрыты на утро — вазочки с джемом и мармеладом, кружочки масла в фольге. Странно это все-таки, повальная миниатюризация всего — только бы лишнего не потратить. Если б у Джексона была гостиница (тут требуется могучий скачок воображения), он кормил бы щедро — большие вазы джема, тарелка с жирным желтым кирпичом масла, гигантские кофейники.

Тремя лестничными пролетами его провели на чердак на задах, где когда-то сардинами в банке ютились слуги.

На комоде стоял поднос с «дарами гостеприимства» — электрический чайник, заварочный чайничек из нержавейки, пакетики чая, кофе и сахара, малюсенькие коробочки ультрапастеризованного молока, два овсяных печенья в целлофане, — и снова все поделено на минимальные порции. Кроме того, в номере обитали совершенно ненужные предметы немалого разнообразия — вязаные коврики, блюдца с сушеными лепестками и взвод кудрявых фарфоролицых кукол, замерших по стойке смирно на гардеробе. В небольшом чугунном камине стояла ваза сухих цветов — то есть дохлых, только называются по-другому. Интересно, существует ли мистер Рейд. Ощущение от гостиницы — как будто к ней давно не прикасалась трезвая, сдерживающая мужская рука. Разведенка или вдова? Вдова, решил Джексон, у нее лицо человека, успешно пережившего партнера по спаррингу. Есть женщины, которым самой судьбой назначено вдовство; замужество — лишь препятствие у них на пути.

Снаружи на двери висела табличка «Валери». По пути наверх Джексон заметил, что и другие спальни зовутся по именам — «Элинор», «Люси», «Анна», «Шарлотта». Кукольные имена. Как, интересно, выбирают имена комнатам? А куклам? А ребенку, если уж на то пошло? Как нарекают собак вообще не разбери-поймешь.

Миссис Рейд скептически оглядела спальню. Очевидно, что Джексон не из тех, кому в этой спальне место. Может, миссис Рейд подумывает дополнить свое объявление: «Не допускаются собаки, курение, группы, неряшливые мужчины, которым нечего тут делать, к тому же в черной военке и ботинках». В «Валери» пахло приторно и химически, словно ее щедро опрыскали освежителем воздуха.

— По делам или развлекаться, мистер Броуди?

— Простите?

— Вы приехали по делам или развлекаться?

Над ответом Джексон размышлял чуть дольше, чем они оба сочли уместным.

— То и другое по чуть-чуть, — наконец сказал он. Из рюкзака донесся тихий скулеж. — Спасибо, — сказал Джексон хозяйке и затворил дверь.

Он открыл подъемное окно — впустить настоящий воздух — и за окном обнаружил железную пожарную лестницу. Значит, если что, из «Валери» можно быстро сбежать — это хорошо.

Сквозь эфир к нему пробилось нехарактерно краткое письмо от Надин Макмастер. Бибикнуло. «Что-нибудь выяснилось?» — спрашивала она. «Ничего, — ответил он. — Думал, что нашел вас, но вы оказались мальчиком Майклом».

Вечно в поисках — пастушья собака собирает потерянных ягнят. В Лондоне он познакомился с одним мужиком, зовут Митч, южноафриканец, закаленный бур, политически — слегка правее Тэтчер, если такое возможно, но посередке его существа колотилось и гремело сердце. Его историю Джексон знал обрывками: давным-давно у Митча был маленький сын, похитили, с тех пор ни следа. Теперь, не раз и не два разведясь и обзаведшись средствами, Митч рулил детективным агентством, по всему миру разыскивал потерянных детей. Агентство не рекламировалось. Каждый день на свете пропадают сотни детей — вот они здесь, а вот их нет. Иногда те, кто их терял, находили дорогу к Митчу.

У Митча было досье, здоровенная папка, угнетавшая одними размерами, и внутри кишмя кишели всевозможные побеги и похищения. О некоторых детях из папки он знал больше, чем Интерпол. От фотографий у Джексона болело сердце. Каникулы, дни рождения, Рождество — вспышки семейной жизни. Джексон и в лучшие-то времена от таких снимков ежился. В сердцевине фотоаппарата крылась ложь — камера уверяла, будто прошлое осязаемо, хотя правда совсем иная.

Сам Джексон каждый год делал один четкий снимок Марли — голова и плечи, лицом к камере. Про такие фотографии Джози, если он ей показывал, говорила: «Как похожа», и он никогда не рассказывал ей, что это на случай, если дочь пропадет. Дети меняются день ото дня; если долго на них смотреть, видно, как они растут. За годы в полиции он насмотрелся плохих фотографий (каникулы, дни рождения, Рождество). («Она теперь совсем другая».) Вот что бывает, если работать в полиции, — даже в солнечный денек на bateau-mouche по Сене или на пикнике в корнуолльской бухточке смерть всегда рядом, и ты наблюдаешь за ней в объектив. Et in Arcadia ego. И разумеется, он знал статистику: девяносто девять процентов похищенных детей гибнут в первые же сутки. А почти половина из них — в первый же час. И даже самая четкая фотография тут не поможет.

Потерянный ребенок — страшнее не бывает. Те, что возвращались с того света, — Наташи, Джейси Ли — составляли десятые доли процента, внушали тщетную надежду.

Досье Митча битком набито таблицами — рост, цвет глаз, цвет волос. Особые приметы — левая рука в пять лет сломана, шрамик на левой коленке, на предплечье родимое пятно в форме Африки, сломан мизинец, не хватает двух зубов, аллергии, заболевания, вырезанные аппендиксы, аденоиды, гланды, рентгеновские снимки, шрам-полумесяц, ДНК. Тихие отчаянные сигналы. Правда в том, что эти пропавшие дети никогда не возвращались. Сейчас все они мертвы или искалечены.

Случались, конечно, пропажи иного сорта. Те, что не светились на радарах. Похищения родителями. Секретные операции. Само собой, лучше, когда ребенка забирает обиженный и не желающий делиться бывший, чем когда этот бывший запихивает детей в машину и сует туда же шланг от выхлопной трубы или бьет детей ножом в сердце, когда они приезжают к нему с ночевкой, но это все-таки не означает, что можно плевать на постановления об опеке и бежать туда, где нет экстрадиции. Или туда, где всем безразлично. Или туда, где отнять ребенка у матери — обычное дело. Кто-то же должен их вернуть — вот, скажем, Джексон. Все лучше, чем быть настоящим наемником в частных охранных фирмах в Ираке, которые к нему подкатывали, или рулить безопасностью алмазных шахт в Сьерра-Леоне, жить как на фронтире, где шаг за дверь — и твоя жизнь только в твоих руках.