А водитель «авенсиса» — что, хочет вернуть ребенка? Может, Кортни кому-то принадлежит, педофилам каким-нибудь? У водителя «авенсиса» такое было лицо — не исключено, что под серой кожей прячется извращенец. Может, он и есть так называемый частный детектив, этот Джексон?
— Куда мы идем? — спросила Кортни.
— Уместный вопрос, — пропыхтела Трейси. — Я понятия не имею.
Деревья редели, впереди виднелся просвет. Иди к свету — так ведь говорят?
Они выломились из леса. И чуть не попали под машину.
Сказал, что когда-то был полицейским. Это всякий может сказать.
Как всегда, проснулся ровно в половине шестого. Включив лампу, первым делом увидел, что собака стоит у кровати и пристально смотрит ему в лицо, точно будит силой мысли. Джексон проворчал «доброе утро», и пес в ответ радостно завилял хвостом.
Джексон выпил бедняцкий растворимый кофе и покормил собаку. Та проглотила завтрак в мгновение ока. Джексон уже догадался, что псина всегда так ест — будто помирает с голоду. Вполне понятно — Джексон и сам так ел. Первое правило выживания, выученное в армии и затверженное в полиции: видишь пищу — ешь сию секунду, потому что не угадаешь, когда вы с ней свидитесь в следующий раз. И съедай все, что на тарелке. Касательно мяса у Джексона предрассудков нет — он способен сожрать все, от пятачка до хвостика, и не поперхнуться. Есть подозрение, что собака тоже всеядна.
Спустя полчаса он выписался из гостиницы и собрался в дорогу. Мэрилин Неттлз предстоит визит двух нежданных гостей. Мужчины с собакой. Джексон и без того планировал прокатиться в Уитби — с ним явно говорит судьба. Правда, на непонятном иностранном языке, на финском например, но никто не обещал, что дорога будет усыпана розами.
Он проинформировал навигатор Джейн, что направляется к побережью живописной дорогой, и по примеру Лота оставил город позади, ни разу не оглянувшись.
Маячок, который прицепил к ошейнику официант из «Бест-Вестерна», лежал в бардачке «сааба». Джексон думал было приделать его к какому-нибудь дальнобойщику и не без удовольствия воображал, как усложнит картину фура «Эдди Стобарт», запаркованная в Аллапуле или в Пулхели, но тогда он не узнает, кто за ним приглядывает. Преследование — двусторонний процесс, жертва и охотник в общем поиске, не дуэль, но дуэт.
Маячок — ничего себе железка. Джексон и не подозревал, какие они теперь маленькие. Ему давненько не приходилось ничего заказывать на сайтах шпионского оборудования. Хорошо бы купить что-нибудь похожее для Марли, крошечный гаджет, чтоб она и не заметила, потому что она никогда («Да ни за что!») не согласится на родительский пригляд или контроль, даже намек на таковые. Будь его воля, Джексон чипировал бы дочь, как собаку. И Натана, конечно, тоже. У него двое детей, напомнил он себе, просто один почему-то не так считается, как другой.
А у псины-то чип есть? Колин не похож на человека, который беспокоится о животном и его чипирует, но Колин не похож и на человека, который заведет собаку, недостойную мачо. Татуировка со святым Георгием, голый череп — такие типы заводят питбулей. А на самом-то деле чья была собака — жены, матери, ребенка? Может, кто-то просыпается по утрам, вспоминает потерянного друга и сердце печально екает? Усыплю тебя, к чертовой матери, сразу надо было, как эта сука ушла, орал Колин собаке в Раундхее. Внутри заскреблось раздражение — кто ж эта женщина, сама ускользнула из лап Колина, а собаку бросила страдать.
В Лидсе туман висел легкой вуалью, но чем дальше Джексон ехал, тем плотнее она становилась. Обещала — хотя и не клялась, — что день будет роскошный, однако спозаранку вести машину опасно. Джексон жалел, что не купил очки.
— Как-то немножко мутно, — сказал он невозможно молодой девчонке, которая проверяла ему зрение.
Хотел спросить, сдала ли она на врача, но промолчал — страшновато было в этой темноте, где она светила ему в глаз фонариком, наклонившись так близко, что он чуял мятное дыхание.
— Да, — равнодушно сказала она. — У вас твердеют хрусталики. В вашем возрасте бывает.
Кое-что с возрастом твердеет, кое-что другое размягчается.
На неумолимом гудроне пути нехоженого беспечно рисковало жизнью всевозможное дикое зверье. Несколько миль назад Джексон еле увернулся от барсука, и это слегка взбодрило его рефлексы. Он полагал себя рыцарем дорог. Не хотелось бы запятнать сияющие доспехи кровью невинных. Он щелкнул рычажком Девы Марии на приборной доске. Пускай мощность свечей в животе у Богоматери и несопоставима с дальним светом «сааба», но мало ли, вдруг она обладает защитной силой иного толка? Освященный ростр, что ведет Джексона долиной смертной тени.
Внезапно Джексон, «сааб» и Пресвятая Матерь Божья нырнули в густое облако тумана. Будто в тучке небесной летишь — Джексон почти не удивился бы, если б «сааб» затрясла турбулентность. В хлопчатой сердцевине низины он разглядел серебряную вспышку, и в мозгу чудесным образом всплыло Вскрой жаворонка — человечки, работники его памяти, в своей утренней летаргии лениво цапнули то, что нашлось под рукой. Серебряные свернутые трели. Серебристое пламя знаменовало другую опасность — женщину. Женщину, которая внезапно выскочила из леса на обочину.
На долю секунды Джексон принял ее за оленя — пару миль назад он миновал еле различимый дорожный знак с оленем, который, судя по картинке, сломя голову бежал от неминучей смерти. У женщины был такой же вид. Теперь нет ни медведей, ни волков, единственный хищник, от которого спасаются женщины, — мужчина. Она была не одна, за руку тащила ребенка — маленького, в красном дафлкоте. Дафлкот тускло горел в тумане.